– Я вызвал тебя по поводу твоего давнего дела, – произнес он ровным, ничего не выражающим голосом. – Не знаю, как оценить поступившую информацию. Ты должен мне в этом помочь.
Обычно с таких вступлений начинаются самые сложные дела, когда тебя вводят в курс дела ровным, ничего не выражающим голосом. «Давнее дело? – думал я. – Интересно, какое? У меня их столько было… Хорошо, что хотя бы давнее».
Я-то боялся, что прокололся в чем-то или с Мариной что-то не так. Ведь Йоси вел и ее, и именно он подписался под нашим последним совместным заданием. А вообще Йоси как куратор в курсе всех дел, которые я проводил раньше, и продолжает отслеживать все, что касается моей прошлой деятельности. Все мои вроде бы завершенные операции находятся под его наблюдением, и если возникает движение по чему-то давно прошедшему, это может значить только одно – за мной идут. В такой ситуации куратор выходит на след, чтобы предотвратить возможные неприятности. Йоси не подозревал, что я нелегал, про которого никто не знал. Для него я был одним из оперативников, спущенных на дно и используемых в самых секретных операциях. Это тоже часть обычной шпионской игры: каждый знает только то, что необходимо для выполнения его миссии.
Словно прочтя мои мысли, он неторопливо продолжил:
– Речь идет о твоем первом и последнем деле в КГБ, когда тебя послали в Израиль искать Зусмана. Как поняли наши аналитики, вся интрига твоего задания заключалась в камне, который нашли зашитым под грудной мышцей убитого авторитета. Камень проходил по другому твоему делу – ограблению тайника графа Закревского, бывшего резидента Абвера во Львове. Так вот, тот самый бриллиант, с которого все началось, исчез из комнаты вещдоков на Лубянке.
И опять ничего не выражающий голос, словно говорит о ничего не значащих вещах.
«Тот самый знаменитый индийский бриллиант с розовым оттенком, ограненный в виде сердца, подаренный любовнице короля Карла VII Агнесс в Средние века? Он перевернул всю мою жизнь, сделал меня нелегалом, и вдруг исчез? И откуда – из здания ФСБ!» Сказать, что я удивился, – не сказать ничего. Похоже, Йоси считает, что я могу разъяснить ситуацию, но у меня самого масса вопросов к нему и ко всем, кто был замешан в этом деле.
Думаю, смятение не могло не отразиться на моей физиономии, но мой куратор сделал вид, что ничего не заметил, и продолжил все так же спокойно:
– Вещественные доказательства, имеющие особую ценность, содержатся в особо сильно охраняемой комнате, а камень этот оценивался в миллионы. Обычно сохранность вещдоков проверяют раз в году, но недавняя проверка показала, что камня нет. С прошлой проверки прошел ровно год. В течение этого времени кто-то хорошо осведомленный и явно имеющий необычные возможности забрал бриллиант. ФСБ провела внутреннее расследование, но оно ничего не выявило. Конечно, первым делом подумали, что сработал кто-то свой, знавший про этот камень. Но из тех, кто служит сейчас, про камень не знал никто. Тогда проверили второй и третий круг сотрудников, которые могли хоть что-то знать даже теоретически, и с тем же итогом – ничего подозрительного. Результаты документированы. Никаких следов камня нет. Нет следов взлома, вообще ничего. Камень просто исчез. Расследование проведено группой внутренней безопасности. Это абсолютно самостоятельный отдел, не подчиняющийся никому, и у нас нет никаких причин им не доверять. Во время этой внутренней проверки и всплыло твое имя в качестве возможного подозреваемого. С нашей стороны ты – единственный, кто был связан с этим делом. Мы просмотрели результаты расследования россиян и тоже считаем, что ты на серьезном подозрении, хотя они пока не знают, где тебя найти. Но кто ищет, тот всегда находит, и когда ФСБ займется твоим поиском всерьез, твои следы наверняка определятся, что нежелательно и опасно. Как ты считаешь, кто мог быть в этом замешан? Кто вообще мог знать про этот камень? Ты – единственный след. Учитывая твое положение, мы просто обязаны его оборвать и направить россиян в другую сторону. Ну и что ты по этому поводу думаешь?
Йоси опять посмотрел мне прямо в глаза.
Кто замешан? Да это ясно как дважды два. Ни я, ни кто-либо из сотрудников спецслужб не замешан в этом деле. Самый заинтересованный в данном случае человек – отец Марины, а вот он мог бы провернуть что угодно, хоть в ФСБ, хоть на Капитолийском холме. У него достаточно и знаний, и возможностей провести такую операцию. Кроме него и меня, о камне знал только его давний подельник Змей, но тот мертв. Моя карьера оперативника началась с того, что бриллиант после автоаварии нашли зашитым под грудную мышцу бывшего уголовника. Он десять лет числился в розыске, он украл у Зусмана камень, за что и поплатился жизнью. Но папаша погиб в Париже два года назад, причем у меня на глазах. Хотя нет, мертвым я его не видел, мне удалось разглядеть только черные пластиковые мешки с телами погибших. В принципе разыграть такой спектакль он с его возможностями конечно же мог. К тому же ни Рафи, ни Альвенслебен ничего толкового про перестрелку в парижском отеле мне не рассказали. Я до сих пор не знаю, кто организовал операцию по ликвидации отца Марины, ведь ЦРУ и Моссад отмежевались от этой истории. В газетах писали про разборки между авторитетами. Теоретически это может быть правдой, ведь отец Марины не был святым и вращался в кругах, где убивали даже за подозрение. Я же считал, что операцию осуществила израильская спецслужба, чтобы отвести от меня удар моих арабских «братьев» из «Хизболлы» и списать все произошедшее в Парагвае на отца Марины. Меня-то в конечном счете раскрыли, ведь я перевозил деньги для «Хизболлы». А если раскрыли, то будут искать. А если будут искать, то могут и найти. Этого никто не хотел. Для Рафи я достаточно ценный агент, выполнял и выполняю все его самые секретные операции, где нельзя подставляться… Не думаю, что он так просто даст возможность кому-нибудь найти меня.